Николай Байтов

Каждое утро на протяжении многих лет я появляюсь на грани травы и воды. Я убеждаюсь, что у теней отражений нет. Все это знают, но мало кто делает выводы.

Давно в колосья вплелся плевел. Белеет лето в половине. Меж тем мужает умный клевер на побуревшей кошевине.

Вы, адекватные лягушки, плодитесь в квантовом тумане, как будто это вам игрушки, — онтологемы над лугами.

Когда смутятся очертанья ближайших пригородных зон, усталый ум, едва читая, уйдет за тонкий горизонт строки — и тут от поворота тропинка поведет в овраг, отрава — белая atropa — раскинет в дебре аромат. —

И я не знаю, что тогда... Не понимаю знаков смеха И страха. Возгласов добра не помню и не вижу эха. Не осязаю вкуса зла. Письмо Татьяны предо мною: сползаю в яму бреда Молли И лома дребом вью сполза.

Свет сквозь ветки тихо висит. Поздний поезд где-то свистит. Тени тянут белые выи, переплывая ночью Стикс.

Странно спрятан хитрый мой дом, сшитый до щиколоток хитон. — Словно саван некий дощатый, он мне защита, а я — никто.

Я завязан в куст бузины. Блики слиплись в тусклые сны. С листьев льется блеском напрасным бледный и пресный вкус росы.

Кто там в комнату внес дрова? Вспышка спички и звон ведра... В слабых всхлипах дальнего ветра только веранда мне видна.